А потом наступила ночь ее выздоровления. С помощью особой вакуумной камеры, в которой попеременно создавалось то давление в несколько десятков атмосфер, то почти полный вакуум, враждебный разум был изгнан из ее тела.
И когда Скотт сжал девушку в своих объятиях, то вдруг почувствовал, что она боится того же, чего и он. Нет, то был не страх смерти. Это был страх потерять кого-то, кто очень дорог и очень много значит для нее.
Две следующие недели, проведенных ими на Альфа Мемори, были сплошным водоворотом любви и напряженного труда. Скотта поразил ум Миры – она оказалась чрезвычайно интересным собеседником, но, с другой стороны, его изумляла какая-то ребяческая непосредственность этой молоденькой женщины.
Словно в ней уживались серьезный ученый и веселая шаловливая девчонка-подросток. И, видимо, сознавая необходимость и неизбежность скорой разлуки с ней, Скотт с особой остротой чувствовал, что впервые в своей жизни встретил женщину, которая может держаться с ним наравне и которая с такой полнотой может разделять все его горести и радости.
Апотом наступил последний деньпрощания.Группа техников-специалистов с Вулкана прибыла, чтобы начать восстановление выжженных недр Альфы Мемори, и Мира должна была остаться с ними, а «Энтерпрайз» улетал, так как получил новый приказ.
Единственное, что смогло их разлучить и в то же время делало эту разлуку менее болезненной, – это их чувство долга. Оба, и Скотт, и Ромэйн, не могли оставить тот образ жизни, к которому привыкли и который стал для них всем. Они даже не спросили друг друга о том, на что никто из них не был способен…
Несколько месяцев подряд влюбленные обменивались посланиями. Однако слова, посланные через весь космос и открытые для чужих ушей и глаз, только обостряли ощущение потери и усиливали чувство одиночества.
В конце концов оба поняли, что лучше закрыть это дело и вспоминать все хорошее, что у них было, чем изнемогать в бесплодных попытках удержать безжизненный призрак прошлого.
Теперь Мира Ромэйн была главным технологом на научной станции, которая сейчас стала очередным портом назначения для «Энтерпрайза».
Неожиданно Скотта, словно громом, поразили вопросы, заданные им самому себе.
– А что если? И почему?
Ему было ясно: Мира Ромэйн не могла не узнать, что вскоре их пути вновь пересекутся. Но она не прислала ему никакого послания, ни слова.
Так, будто ей теперь уже все равно.
Глава 13
Салман Нэнси стоял на возвышении сцены главного амфитеатра и смотрел, как четыре робота-помощника катились между рядами пустых кресел и опускали отпечатанные программки в карманы на задней стороне спинки каждого кресла.
Он попытался представить, как будет выглядеть этот гулкий зал завтра, когда в нем рано утром, в восемь часов по галактическому времени, соберутся на церемонию открытия почти две тысячи существ с разных звездных систем, чтобы затем перейти к долгой и довольно тоскливой процедуре голосования.
Со сферой, где расположен амфитеатр, соединили специальные модули, в которых воссоздали особые гравитационные и атмосферные условия, и откуда за презентацией будут наблюдать еще почти шестьсот ученых. К общему числу всех лауреатов следует приплюсовать также всевозможных членов делегаций, представителей прессы, политиков, свободных от вахты астронавтов с почти восьмисот прибывших на Приму звездолетов; словом, у Нэнси были все основания опасаться, что коммунальным службам станций придется работать с максимальной нагрузкой. Уже сейчас невозможно пробиться в кафетерий и рестораны. А тут еще Фарл и его синекожие солдаты оцепили все основные общественные места, выставили пропускные пункты, и, естественно, беспорядка стало раза в три больше. С каждым часом, приближавшим их всех к церемонии открытия, Нэнси все сильнее убеждался, что в этом году праздник вручения наград лучшим ученым Федерации вряд ли будет успешным. Все указывало, скорее, на то, что его ждет полное фиаско.
– По крайней мере хоть с Посредниками вроде все наладилось, удовлетворенно подумал Главный Администратор, просматривая список запланированных на сегодня дел, который загорелся на его портативном служебном терминале. Гарольда и несколько других посредников видели прогуливающимися возле их кают в главном сфероиде, следовательно, можно было сделать вывод, что их отношения с Изыскателями пришли в норму. Если, конечно, можно вести речь о «норме» в этих обстоятельствах. Впрочем, если вести речь о возросшей мощности Изыскателей, то она, видимо, нарастала в течение года, так что вряд ли пара дней может что-нибудь изменить.
Рядом с Нэнси, жужжа, остановился робот-помощник, у него на боку открылась панель, и оттуда появился экран переговорного устройства. Пока экран поднимался до уровня глаз Нэнси, робот объявил:
– Вас вызывает на связь главный технолог Ромэйн.
Администратор включил прием, и в ту же секунду на экране возникло лицо Миры, которая немедленно извинилась за то, что побеспокоила его.
– Да я и так опаздываю, так что еще минута-другая ничего не решит, отозвался Нэнси. – А что случилось?
– Только-только прибыл «Энтерпрайз», и последняя делегация ученых готовится транспортироваться сюда через несколько минут. Ты не хочешь присоединиться к комиссии по встрече?
До этого дня Нэнси встречал все делегации, прибывавшие на Прима Мемори, поэтому он не видел причин отказываться от возможности установить личный рекорд по числу приветствий. Примерно так он ответил девушке.
– Ну, тогда до встречи в главной комнате транспортации, – сказала Мира и бросила мимолетный взгляд на что-то за пределами экрана.
– Я буду там, – заверил Нэнси, завершая разговор, и вдруг заметил, что Ромэйн не отключается.
– Что-нибудь еще? – спросил он. Мира нахмурилась.
– Ты не пытался получить подтверждение полномочий Фарла на объявление этого «чрезвычайного положения»?
Нэнси отрицательно покачал головой:
– Я гражданский служащий, работающий на одной из станций Звездного Флота, так что никто мне ничего не подтвердит. Да и потом, я за свою жизнь сотни раз наблюдал подобную суматоху. Просто все слишком волнуются за этих научных гениев, которые собрались на маленьком астероиде. Вот и все.
– Из-за этой, как ты выражаешься, «суматохи» я уже лишилась трех своих лучших сотрудников, которых держат на военной гауптвахте, – сердито откликнулась Ромэйн. – Будь уверен, уж я постараюсь выяснить, что происходит! Один раз не получилось, но ничего!
– Не получилось? – повторил Нэнси. Ему это что-то совсем не понравилось. – А что тебе ответили?
– Да, всякая милитаристская тягомотина! Ничего особенного мне штаб не ответил, кроме всяких аббревиатур и закодированной ерунды. Так что нам, чтобы все это прочитать, пришлось вскрыть шифровальные таблицы.
Сэл поскреб подбородок.
– Ого! Это значит, что они затеяли эту суматоху всерьез и не уверены в безопасности даже ближнего космоса, раз отправляют закодированные штабные послания.
– Слушай, Сэл, между нами, ты можешь припомнить, чтобы случалось раньше что-нибудь подобное?
– Вообще-то такая линия связи – не лучшее место для приятных разговоров, – предупредил Нэнси. – Однако я отвечу: нет. Если бы припомнил я, то вспомнил бы кто-нибудь еще, и у нас сейчас не было бы всей этой истории.
Однако заметив, что ее лицо остается по прежнему суровым и напряженным, он добавил, желая как-то успокоить:
– Я не стал бы пока очень уж беспокоиться насчет всей этой заварухи.
Думай лучше о своем инженере.
Это вызвало у нее улыбку.
– Хотелось бы, – отозвалась Мира. – Ладно, спасибо, дядюшка Сэл.
Увидимся в комнате транспортации.
Она прервала связь, и экран медленно уплыл назад в гнездо на боку робота.
– У этого модуля есть и другие обязанности, – заявил вежливый аппарат после того, как защелкнулась панель.
Нэнси отпустил робота и взял со сцены свой служебный трикодер. Он уже столько людей отправил организовывать церемонию, что, пожалуй, мог рассчитывать на то, чтобы и головная боль была у них, а не у него. Усталой походкой Сэл прошел по сцене и тяжело опустился на ее край, чувствуя, как сильно ноет поясница. Нет, это все-таки настоящий шовинизм землян! Почему все должны терпеть ее стандартную гравитацию и другие условия? Скорее бы бросить все к черту и оказаться на нормальной почве с нормальной марсианской силой тяжести. Он вздохнул и направился к выходу из амфитеатра.